Плацдарм - Страница 74

— Зачем пьешь вино, зачем нарушаешь обычай предков? — спросила вдруг старуха.

— Иди-ка ты, бабушка, отдохни, — буркнул в ответ чеченец.

— Что сказали бы предки, глядя на тебя? — не унималась черная шаманка.

— Какое тебе дело до моих предков? — чуть заплетающимся языком произнес капитан, не скрывая раздражения. — Вы тут со своими разберитесь, а то ведь происходите вообще непонятно от кого — от кобылы покрытой богом, ха-ха! Бедная лошадка!

Соседи недовольно покосились на набравшегося приятеля — начальство и замполиты при каждом удобном случае вдалбливали им, что к аборигенам следует относиться с максимальным уважением, не задевая их чувства.

К тому же шаман есть шаман — припечатает чем-нибудь таким, потом ходи лечись к колдунам!

— Вы все умрете, — вдруг изрекла шаманка. — Все умрете.

Сидевшие за столом напряглись, хотя особо и не испугались.

— Все там будем, бабушка, — белозубо улыбнулся скуластый невысокий крепыш с погонами пограничника. — Все в свой черед… Только одни раньше — другие позже! Так что ежели чего, позвони с того света: как там дела? Или телеграмму пошли!

Наверное, говорить этого не следовало — служительницы Подземного Хана пользовались дурной славой злопамятных и обидчивых, чему видать способствовало то, что в них отбирали почти исключительно самых уродливых и некрасивых девушек, горбуний, колченогих, бельмастых — каких даже за стариков выдать проблематично.

Но вино уже успело растечься по жилам, да еще было «заполировано» «Столичной», так что их можно было понять.

— Все вы умрете, и куда скорее, чем думаете! — она рассмеялась каркающим смехом. — Вы принесли смерть сюда, но смерть ждет вас всех там — смерть ваша, смерть многих и многих! И счастливы будут те, кто умрет раньше, чем то, чему они служат и что любят! Герат, Кандагар, Фергана, Сумгаит, Сухуми, Буденновск, Москва, Наджи-Мартан! — выкрикнула она.

— Вижу! — она вдруг надвинулась на капитана, обдав его запахом полыни, старого немытого тела, давним дымом костров и душными курениями. — Вижу — тебя! Ты переживешь всех, ты умрешь последним!

Краем глаза чеченец увидел, как, ощутимо побледнев, бочком-бочком продвигается к выходу табунщик, видимо не желая присутствовать при жутком действе предсказаний служительницы Нижнего Владыки.

— Вижу! — заклекотала старуха. — Вижу всё! Вижу звезды на твоих плечах, но не те, о которых ты мечтаешь!

Вижу город с суровым именем, город во власти огня и льда, разрушаемый небесными молотами!

Вижу железных зверей на его улицах, беспомощных в каменных теснинах, избиваемых огненными стрелами, что мечут твои слуги! Вижу их погонщиков, окровавленных и обгоревших, которых убивают по твоему приказу!

Вижу тебя, обрекающим на смерть невинных, вижу, как ты предаешь и убиваешь! Вижу тебя победителем в той войне — и вижу, как не приносит счастья тебе твоя победа…

Вижу, как твоя огненная стрела убьет его сына!! — на этот раз палец старой шаманки уперся в грудь танкиста.

— Да что ты несешь, проклятая карга! — заорал побледневший артиллерист, хватаясь за кобуру.

На него кинулись с двух сторон военврач и танкист. Все трое, не удержав равновесия, рухнули на глинобитный пол.

Когда, отпихнув товарищей, капитан поднялся, сжимая в руке ПМ, старуха с неожиданной прытью вылетела вон из харчевни.

Чеченец кинулся было за ней, но некстати споткнулся о брошенный пастухом полупустой бурдюк и шмякнулся на пол, расквасив физиономию.

Пока жалобно пищащий извинения хозяин по указанию военврача бегал за водой, пока прикладывали тряпки к наливающемуся синим носу и разбитой брови, само собой, шаманки и след простыл.

— Да успокойся ты, Аслан, мало ли что эта чертова ведьма плела?! — успокаивал капитана Макеев. — Вспомни, что про них Алтен рассказывала — их пророчества сбываются одно на пять, да и то не так, как было сказано.

— Притом еще неизвестно, кто её подослал! — поддержал разведчика Артем Серегин. — Тут у Сарнагара в степи агентура тоже имелась! Или вы испугались, что мы ей поверили?

«Смех смехом, но что она про Герат с Кандагаром молола? — озабоченно подумал Куликовский. — Нас же с Макеевым как раз из Афгана дернули?! Бред, конечно, однако ж…»

«Невозможно…Немыслимо…» — бормотал про себя капитан-артиллерист, тащась домой по улице Горького — главной улице Октябрьска.

Невозможно, немыслимо.

Что она там про город с суровым именем?! Неужели это… Нет! Невозможно, немыслимо! Этого просто быть не может!

Не может, повторял он про себя, и словно воочию видел ухмылку степной демоницы — мол, не сомневайся, всё так и будет.

Потому что последние слова шаманка выкрикнула на его родном языке, который он уже стал забывать.

И что с этим делать, капитан не знал. Хотя кобура уж слишком настойчиво оттягивала портупею…

* * *

В курилке у солдатской чайной Чуб высмотрел того, кого искал — рядового Колю Викторова, худого питерского паренька из хозвзвода. Вот не думал что понадобиться — а как вышло.

— Слышь, друг, — обратился Чуб к нему, и на миг его лицо исказила гримаса сомнения. Ты вроде в музыкальной школе учился — было дело?

— Так это давно было, — словно оправдываясь, ответил рядовой. — Пять лет проучился, да и то еле-еле. Это отец хотел, чтоб я музыкантом стал, хотя у меня данных никаких. А потом мы уехали в другой город, и как-то все… — он неопределенно махнул рукой.

— Ну хоть что-нибудь помнишь?

Борискин напряженно думал, не зная, что сказать.