Но, так или иначе, название это прижилось.
Первыми жителями Махаловки стали именно степняки, по разным делам зачастившие в Октябрьск. Не то, чтобы их не пускали внутрь, упаси Боже, просто обычай запрещал вольным пастухам пребывать за стенами дольше одного дня и одной ночи.
Затем потянулись купцы. А как же купцу и прочему проезжему люду без постоялого двора, да корчмы при нем?
Благо старых ничейных домов было в избытке — занимай любой и обустраивайся.
Очень быстро непонятно откуда (и в самом деле непонятно) заброшенные сады и виноградники в окрестностях населили земледельцы, и на возникшем тут же базарчике появилось вино, изюм, а также мутный крепкий фруктовый самогон.
(Насчет того, кто налаживал самогонные аппараты, у особистов подозрения были самые недвусмысленные, но само собой, концов было не найти).
Одним словом, в Махаловке возникла своя не очень понятная жизнь, глядя на которую отцам-командирам оставалось лишь пожимать плечами да еще выражаться непечатно и недвусмысленно, что надо бы весь этот бардак снести машинами разграждения.
Но даже они не могли втайне не признать пользы, которую приносил гарнизону этот оазис аргуэрлайлских нравов.
Ибо развлечений в Октябрьске особых не водилось, а человеку ведь нужно когда-никогда и отдохнуть. Тем более человеку, живущему и несущему службу далеко, очень далеко от родины.
Библиотек в частях, идущих в поход, ясное дело с собой не захватили, все притащенные с собой книги были давно прочитаны не по одному разу до полного залохмачивания и обменены. Редкие журналы с той стороны зачитывались тоже в самом прямом смысле до дыр и полной неразборчивости. Фильмы, прежде всего, отправлялись в гарнизоны, а те упорно, всеми правдами и неправдами старались их не возвращать.
Ни концертов заезжих артистов, какими балуют на Большой Земле даже самые дальние гарнизоны, ни даже последнего утешения — телевизора. Даже радиопередачи никак не могли наладить. Так что единственным видом развлечения являлись, по большому счету, лекции «пропагандонов» о международной ситуации, и сводки новостей, зачитываемые в казармах по субботам — производившие впечатление известий с другой планеты (впрочем, так и было).
Не зря обитатели Октябрьска уже ехидно шутили, что ясно, почему отсюда ушли люди: от невыносимой скуки. Да и демоны, если вдруг явятся сюда, как предсказано древними, тоже вряд ли задержатся: просто передохнут от тоски.
Вот и оставалось из развлечений — выпивка, карты с шахматами да еще полутемные кантины, в которых продавали дешевый кумыс и дорогое вино и выступали полуголые танцовщицы, смело садящиеся после пляски на колени приглянувшимся гостям…
Поэтому пятеро офицеров, решивших обмыть звание своего товарища и ради этого посетивших заведение, которое держал одноглазый и хромой мельвиец, прозванный Пиратом, не привлекли ничьего особого внимания.
Тем более, что из посетителей там в этот час сидел лишь один немолодой пастух, судя по расцветке чапана, человек из племени сариров, клана Волка (рода и семьи пришельцы еще различать не научились). Оторвавшись от бурдючка с аракой, он кивком поприветствовал ассаардаров и вновь вернулся к поглощению хмельного.
А к занятому офицерами столу уже спешил угодливо улыбающийся хозяин.
Три смятых рублевых бумажки и несколько медных монет произвели магическое действие: на столе оказался кувшин с вином, соленая осетрина, здоровенная яичница с горной чермшой и вяленная оленья колбаса. Компанию им составили вынутые из сумки буханка черного хлеба и бычки в томате — в этом мире ещё не додумались до запрета приносить еду и выпивку с собой.
Что местные делали с рублями и копейками, было неизвестно. Может, прятали в кубышки, может, продавали проезжим купцам как редкости. Впрочем, скорее всего, как-то ухитрялись пускать в оборот — иначе бы октябрьский военторг не выполнил план на пару лет вперед, распродав все неликвиды.
Еще раз добродушно улыбнувшись (неподготовленного человека эта ухмылка могла бы вогнать в ступор), Пират махнул рукой высунувшейся было танцовщице, мол, не лезь, господа не для этого пришли и исчез.
После третьего тоста, разумеется, за прекрасных дам, ход веселья несколько нарушился.
Ибо в кантине появился еще один гость — вернее сказать, гостья.
Причем та, которую мало кто бы хотел видеть.
Черная шаманка.
Каким ветром занесло сюда служительницу капища Подземного хана, было непонятно, но факт есть факт — она бесцеремонно уселась за соседний столик, уставившись на гостей.
И гостям это не понравилось.
И не потому что от старухи попахивало, как и от почти каждого кочевника. Известное дело, в степи с водой не так чтобы. Да и надо сказать, с мытьем и в Октябрьске проблемы — старые колодцы были полны, но на десять тысяч голов их явно было маловато. Инженерная служа обещала проложить водопровод от горных родников, но, судя по всему, как шутили обитатели, откроют его разве что к десятой годовщине взятия Сарнагара. А попытки саперов добуриться до водоносного слоя кончились тремя поломками бурстанка, бессильного против каменного щита осадочных пород. После чего начальство плюнуло на затею и послало машину в степь — дырявить новые колодцы для кочевников.
Причина была в дурной славе черных шаманов.
И она не замедлила подтвердиться.
— Наджи-Мартан, — вдруг произнесла старуха, ткнув скрюченным пальцем в сторону капитана.
— Ну да, — кивнул он. — Наджи-Мартан, там мой двоюродный брат живет.