Плацдарм - Страница 98


К оглавлению

98

Последний сеанс связи был за три дня до нападения Ужаса Бездны, и за это время они прошли почти семь сотен морских миль.

К тому же было еще кое-что. Сейчас жители острова охвачены страхом, но потом они придут в себя. Что если им взбредет в голову, что явление древней Твари как-то связано с пришельцами? Что если они сочтут, что на невольных гостях лежит проклятье?

Поэтому, как только его товарищи более-менее пришли в себя, кавторанг собрал их и объявил, что они уплывают с острова. Ему никто не возразил. Видимо, все в глубине души ощущали то же, что и он.

У деревенских жителей на вельбот и еще кучу всякой всячины — от ножей до часов и зажигалок, выменяли очень неплохое, крепкое на вид каноэ, и вышли в море.

На крайний случай был мотор с запасом горючего на пару десятков миль, и несколько автоматов и пистолетов, а шлюпочный компас должен был помочь им найти верный курс.

И они двинулись в обратный путь — на север.

Вода и припасы быстро кончались, и Каиров вынужден был причаливать к безлюдным островам. Моряки копали в пальмовых рощах неглубокие ямы, где скапливалась чуть солоноватая, но годная для питья вода, взбирались на пальмы, чтобы сбивать орехи.

Еще бы день-два, и они добрались бы до обитаемых мест — им уже дважды попадались острова с храмами, на алтарях которых имелись следы не столь давних жертвоприношений.

Но судьба в очередной раз посмеялась над ними.

Жестокий шторм налетел внезапно, и понес небольшое каноэ обратно в океан.

Ветер переломил мачту с такой легкостью, словно это была тростинка. Ураган протащил их чуть не через все море Сао. Трещал корпус; громадные волны перекатывались через палубу.

За борт смыло трех человек — одного местного матроса и обоих помощников Каирова — вместе с компасом и штурвалом.

Оставшиеся в живых думали лишь об одном — чтобы все скорее кончилось. Все равно как.

Лишь на шестой пятый день ветер стих, и волнение улеглось.

Когда Каиров отложил секстан, и по чудом уцелевшей карте кое-как определил место, где они оказались, то не сдержал стон.

Их вышвырнуло в самую пустынную и отдаленную от судоходных путей часть океана.

Команда не теряла надежды — соорудив из обломков дерева мачту и натянув оставшиеся паруса, они стали дожидаться попутного ветра. Однако ветер подул совсем в другую сторону.

Он дул три дня, и, несмотря на чудеса лавировки, их все равно снесло к западу.

Потом наступил штиль; лишь на рассвете и закате слабые дуновения едва-едва шевелили ветрила.

Потерпевшие кораблекрушение обратили внимание, что, несмотря на отсутствие ветра, их кораблик все же движется — и движется на юго-восток.

Тут впервые прозвучало страшное слово «Аро-Кан» — «Мертвая река».

Каиров похолодел. За время подготовки к плаванию и самого похода он успел наслушаться о холодном течении, зарождающемся в мелком Ирдийском море и пересекающем весь бескрайний океан с востока на запад. Течении, уносившем корабли на верную гибель через районы вечного штиля.

У них оставался лишь один шанс из ста или, вернее, тысячи. Править на юг, только на юг, вырваться из плена проклятого течения, затем взять курс на запад и, уповая на дары океана, собирая дождевую воду, может быть, достичь островов Санго или южной оконечности Архипелага, раньше, чем голод и жажда сделают свое дело.

Воды этого течения были бедны рыбой, пресной воды осталось совсем мало, да и та начала портиться. А ветра все не было. С каждым днем течение уносило суденышко все дальше в океан.

Оставалось надеяться лишь на то, что течение вынесет их хоть к какой-то земле. Или что буря разобьет их кораблик вдребезги, подарив быструю смерть в пучине вместо долгой и мучительной — от голода и жажды.

Капитан подсчитал, что скорость этого течения больше пятидесяти миль в сутки.

Спустя десять суток, буквально в один день, умерли двое из трех сопровождавших их аборигенов: переводчик Ино Кау и лоцман Тасанга. И капитану показалось, что умерли они не от голода и жажды, которые еще не наступили, а от сознания того, что попали в плен течения смерти.

Его земляки так легко не сдались. Из расплетенных канатов изготовили рыболовные снасти, к которым привязали кое-как согнутые из оказавшихся в их распоряжении железяк рыболовные крючки, использовав в качестве наживки последнюю банку тушенки. Но вся добыча ограничилась одной мелкой и костлявой рыбешкой с жестким и вонючим мясом, которую, в конце концов, саму насадили на крючки. Тут Каиров припомнил слова толмача, что по неведомой причине рыбы и птицы избегали этого течения.

Лишь одинокие акулы время от времени принимались зачем-то преследовать их кораблик, нарезая вокруг петли.

На тридцать пятый день умер первый из землян — двадцатилетний ефрейтор морской пехоты Иван Приходько. Просто заснул и не проснулся.

Следующим стал лейтенант Еремеев — он испустил дух в мучениях, после того как попытался съесть случайно выловленную за бортом медузу.

Мичман Громов как-то на полном серьезе предложил бросить жребий и поесть досыта — пусть и человечины. Когда Каиров закричал на него, тот молча улыбнулся в отросшую бороду и шагнул за борт.

Эти смерти словно подхлестнули в людях жажду жить и бороться.

Они собирали утреннюю росу с палубы и развешанных тряпок, выжимали сок из редких рыб. Несколько раз, расстреляв почти все патроны, им удавалось подбить больших птиц, похожих на альбатросов. Но уже давно почти вся их пища были кусочки шоколада, да планктон.

Последние три дня даже птицы не показывались. Только акулы не отставали от них, все ближе подходя к бортам утлого суденышка, как бы конвоируя их вперед, к неизбежной смерти.

98